Новогодний Сашка (из цикла «Подорожник») — Соловьева Мария
Под Новый год общага опустела. Маринка вела пальцем по зеленой крашеной стене. «Улицы-улочки! Переулки-закоулочки! — какой длинный коридор…» — она измеряла шагами длинный, холодный, прокуренный коридор. Палец Маринки скользит по стене: вверх-вниз… «Тоска зе-ле-ная… Кто придумал покрасить стены этим цветом? Еще чуть-чуть – и стану такой же зе-ле-ной… Зеленая Маринка!»
Маринка дошла до угла коридора. На стене объявление, альбомный листок, прожженный с краю несколько раз сигаретой: «НЕ КУРИТЬ. ШТРАФ 1000 РУБ». Маринка пинает окурки. «Нет! Зеленой –не хочу! Фу-у!.. нет-нет!.. Пойду гулять!»
И вот она уже на Тверской. В синеве ночи улица сверкала: деды морозы, елочные шары, гирлянды, огни. Людей много, и все веселые.
В огромной витрине роскошного магазина изогнулись манекены в блестящих шмотках из новогодней коллекции.
К Маринке подошла девушка-китаянка невысокого роста и, улыбаясь, протянула ей фотоаппарат.
Маринка, сфотографировав трех обнявшихся китаянок, похожих как близнецы, отдала им их фотоаппарат. Они, посмотрев на получившийся снимок, запрыгали от радости. Одна даже прихлопнула в ладоши. И подружки почти
синхронно потрусили вниз по улице в сторону Кремля.
Маринка, проводив их взглядом, улыбнулась.
Громкий хлопок и взрыв хохота заставили Маринку обернуться.
Компания веселых немцев пили шампанское из горла прямо на морозе. Немец в очках, открывавший бутылку, облил себе штанину. И теперь он, поджав ногу, показывал своим друзьям мокрый от шампанского носок.
Маринка прошла мимо них, не оглядываясь, и свернула в переулки, тихие, уютные, незнакомые и непредсказуемые, как лабиринт. Она шла по неровному тротуару просто так, куда захочется, дошла до кинотеатра.
На крыльце царило некоторое оживление. Веселая компания и несколько парочек в разных концах крыльца курили – вероятно, ждали начала сеанса.
Стремительно, как истребитель, вышел из двери с гордым названием «КАССА» мужчина в стильном пальто, проманеврировав мимо Маринки, спикировал в чистенькую иномарку.
«Пойти хоть погреться, что ли…»
Маринка, скложив руки в карманы, «нахохлившись», поднялась на крыльцо, зашла в кассу.
Она с серьезным видом принялась разглядывать прейскурант
«ДЛЯ СТУДЕНТОВ БИЛЕТ 50 РУБ».
Маринка, достав из кармана куртки пучок скомканных купюр, в основном десятки, вытащила из него единственный полтинник и сложила пучок обратно. «Гулять так гулять!» — решила она, разгладив замерзшими пальцами купюру.
Устроившись в мягком кресле, она огляделась. Зал оказался полупустым. Грянула система «Долби». Зарычали пламенеющие двигатели самолетов, завизжали шины колес, испуская искры фонтаном.
Герой, скрипя хитином бицепсов, как майский жук, прижимался к «роковой дюймовочке». Из глаз его летели искры: при этом он , развратно грассируя, обещал спасти мир от этой заразы.
Какой-то лысый и горбоносый хмурился, обнажая ряд верхних зубов и активно артикулируя, прыскал из клизмочки в зрителя – злодей, не иначе. Герой поворачивался в профиль, неоднозначно молчал и смотрел, прищурясь пронзительно и поучительно… Вскоре стало скучно.
«Шайбу! Шайбу!» — раздался внезапный крик откуда-то сзади.
Герой на экране повернулся в сторону кричавшего и задвигал желваками. «Подонок! Тебе это так не пройдет!» — произнес он с подчеркнутой ненавистью. И через некоторую паузу добавил на чистом английском: «Фак ю!».
«Давай, детка, на бис! Не стесняйся!..» — не унимался голос.
Маринка не выдержала и оглянулась: белобрысый, курносый парень, оседлав кресло, размахивал шарфом и «болел».
Маринка засмеялась. Парень подмигнул ей и продолжил свое общение с киноэкраном: «Бей сильней! Бей больней!».
Девушка, сидевшая перед Маринкой, резко повернувшись к нему, прошипела: «Можно потише! Тут люди кино смотрят!». «Это ты мне?» — возмутился с экрана на ее замечание лысый и горбоносый.
Парень, не теряя отличного расположения духа, слез в кресло и продолжил комментировать Маринке в ухо.
Злодей недовольно заскрипел зубами.
Маринка начала хохотать в голос, не в силах сдержаться. Фильм больше не казался нудным и предсказуемым.
Зубы злодея оказались гнилыми и начали крошиться прямо на зрителей.
Девушка вновь повернулась и взвизгнула: «Это безобразие какое-то!»
У Маринки от смеха появились слезки. Она прохохотала до конца сеанса, не обращая внимания на шикающих зрителей.
— Тебя как зовут?
— Сашка, — зачем-то соврала она
Парень посмотрел на нее недоверчиво, как будто знал, что ее зовут по-другому.
— О! И меня Сашка! Смешно?
— Здорово!
Сашка прищурился «пронзительно и поучительно», повел плечами: «Кряк! Кряк!» — озвучил недостаток мышечного нароста. Маринка прыснула. Сашка не раскололся. «Ты кое-что не договариваешь! — произнес он «с подчеркнутой ненавистью» и, повернувшись в профиль, добавил, «развратно грассируя»: «Ты жаждешь кофе!.. латте!». Маринка, как китаянки, стала подпрыгивать от радости и хлопать в ладоши: «Дааа!..».
«Ну что, Хельга! – «активно проартикулировал» Сашка и лихо повернулся на пятках – По капе кофе!»
Маринка собирала кончиком трубочки белую пенку с крошками корицы, смотрела на Сашкин красный пушистый свитер и белесые брови с завитками и капельками растаявшего инея и смеялась без перерыва.
Когда они вышли из кафе, с неба падали большие мохнатые хлопья.
— Прям подушки! – Маринка подставила им ладошку.
— Ну пока, что ли? – сказал Сашка и улыбнулся. У Сашки не хватало одного верхнего зуба. Он развернулся и ушел, мгновенно скрывшись из вида.
Маринка очнулась, посмотрела на часы:
— Как! Уже!..
Она шла домой по пустой освещенной улице, ловила кончиком носа снежинки. Хотелось в тепло, спать.